Ольга Елисеева: «Из Одессы Пушкин возвращался триумфатором»

Дарья ЕФРЕМОВА

08.02.2018

В издательстве «Молодая гвардия» вышла книга историка и писателя Ольги Елисеевой «Повседневная жизнь пушкинской Одессы». О прототипах Каменного гостя, Татьяны, Марии и Заремы, дендизме и жизненных неурядицах молодого поэта «Культура» поговорила с автором.

культура: В издательской аннотации подчеркивается, что книга в равной степени посвящена и Пушкину, и Одессе. Какое впечатление произвела на Александра Сергеевича Новая Пальмира и правда ли, что она была одним из самых респектабельных мест?
Елисеева: В Российской империи существовало более десятка городов, которые могли себе позволить столичный уровень жизни. Помимо Петербурга и Москвы, это Нижний Новгород, Саратов, Казань, Ростов-на-Дону, Киев, Харьков, Екатеринослав, Екатеринбург, Ново-Николаевск, Тифлис, Рига, Вильна и другие. Одесса взмыла в небо, как комета, превратившись из портового перевалочного пункта в третий по значению центр страны и удержав за собой это звание на протяжении столетия.

Однако на момент приезда Пушкина город только начал застраиваться: в центре — дворцы и особняки, модные магазины и рестораны (Александр Сергеевич обедал то у Оттона, то у Дмитраки), а на окраинах стояли мазанки. Но все познается в сравнении — на фоне диковатого и неспокойного Кишинева Одесса очень выигрывала. Как и все приезжавшие в канцелярию чиновники, Пушкин остановился в Hôtel du Nord, где сейчас находится музей. Здесь писал первые главы «Евгения Онегина».

культура: Обстановка располагала?
Елисеева: При богатом воображении... Гостиница далеко не лучшая: скромные по тем временам меблированные комнаты принадлежали французскому купцу Сикару, разжившемуся на торговле парфюмом. Хорош только вид с балкона — на Оперный театр. Впрочем, молодого человека не так уж заботил комфорт, важнее была сама атмосфера: море, устрицы, южные красавицы, великолепные французские вина, продающиеся без пошлины. Непоседливый поэт побывал на всех этажах жизни тогдашнего порто-франко. Ссорился с генерал-губернатором Воронцовым. Катался на извозчике по прозвищу Береза, возившего ездока в долг. Пылко влюблялся в негоциантку Амалию Ризнич. Сидел на коленях у громадного мавра-пирата Морали, обещавшего украсть «арапчонка» в гарем египетских одалисок. Расхаживал по улицам в черном кафтане и феске, с тростью, сделанной из ружейного ствола. 24-летний Пушкин бредил картинами в духе байроновского «Корсара». Теплый, южный, разноязыкий город давал романтику неповторимые впечатления. Пушкин и Одесса нашли друг друга.

культура: Насколько важен одесский период? Супруга Воронцова графиня Елизавета Ксаверьевна, адресат стихотворений «Храни меня, мой талисман», «Ненастный день потух», «изволила отозваться», что все лучшее поэт написал в южной ссылке.
Елисеева: Это понятно — статс-дама узнавала себя, своего мужа и знакомых во множестве более поздних произведений. Одесса наложила длинную тень на все творчество Пушкина. Воспоминания о городе и его жителях, зашифрованных под персонажи, мы встречаем в «Дубровском», «Маленьких трагедиях», «Арапе Петра Великого». Например, в «Каменном госте», противопоставляя Мадрид и Париж, Луиза говорит о Черноморской Жемчужине и Петербурге: 

Приди — открой балкон. Как небо тихо;
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и темной,
И сторожа кричат протяжно: «Ясно!..»
А далеко, на севере — в Париже —
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
А нам какое дело?

Даже каменная статуя Командора навеяна одесскими впечатлениями: мраморный бюст графа Воронцова украшал его резиденцию, в которой часто бывал Пушкин. Рассказ о любви Ибрагима к графине D. описывает чувства 24-летнего Александра Сергеевича и воображаемое развитие романа с Елизаветой Ксаверьевной. Помните тот эпизод, где Корсаков говорит Арапу: «Графиня? Она, разумеется, сначала очень была огорчена твоим отъездом; потом... утешилась и взяла себе нового любовника»... Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье? нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: «Это я предвидел, это должно было случиться». Генерал-губернатор появляется и в «Дубровском»: у князя Верейского, за которого выходит замуж Мария Кирилловна, множество черт генерал-губернатора, вплоть до любви ко всему английскому.

культура: Нельзя не вспомнить о «Бахчисарайском фонтане». Прототипом главной героини стала Мария Раевская?
Елисеева: Да, причем сразу двух персонажей — польской княжны Марии и грузинки Заремы. Порывистая, смуглая, как черкешенка, будущая жена декабриста Волконского произвела большое впечатление на поэта: черты Марии Николаевны находят в Татьяне Лариной. А познакомились они в ранней юности. По дороге в Екатеринослав, Пушкин купался в Днепре и подцепил лихорадку. Совершенно больного юношу увидел генерал Николай Раевский, путешествовавший с семьей — двумя сыновьями и четырьмя дочерьми — на Кавказ и в Крым. Он и попросил разрешения у попечителя Южного края генерала Инзова взять Пушкина с собой — на лечение в Минеральные Воды. Позже непривычный к добрым семейным отношениям Александр Сергеевич назовет время, проведенное с Раевскими, «счастливыми минутами жизни». Правда, влюблен он тогда был не в Марию, еще не вышедшую из подросткового возраста, а в старшую сестру Екатерину — с нее, повелительной, уверенной в себе, написана Марина Мнишек в «Борисе Годунове». Красоту Марии он оценит позже, а она напишет самые точные строки о бесконечных увлечениях Пушкина: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми встречался», но «в сущности он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел».

культура: Амалия Ризнич, Елизавета Воронцова. Считается, эти дамы пополнили донжуанский список.
Елисеева: Донжуанский список — больше о музах, чем о романах. Пушкин вносил туда всех, в кого был влюблен, вне зависимости от ответных чувств. Нам сейчас кажется, что стоило поэту взглядом повести, как женщины немедленно сходили с ума. Только реальность, к сожалению, была несколько иной. Александр Сергеевич не в чинах, не богат, да и не красавец, разве что очень витален. Но чтобы заметить обаяние, бьющую через край энергию, остроумие, нужно водить довольно близкое знакомство, а в Одессе это было сложно: светским дамам не полагалось дружить с ссыльным.

Амалия Ризнич — дочь крупного венского банкира (в девичестве Рипп) — была замужем за очень успешным сербским коммерсантом Иваном Ризничем, занимавшимся в Одессе хлебными операциями. Она ждала ребенка, за ней приглядывали мама и муж, какие уж тут романы. Не менее сомнительна версия о любовной связи с Елизаветой Ксаверьевной. Пушкин бывал в ее салоне на хуторе Рено, но встречались они на глазах у огромного числа гостей. Жена генерал-губернатора высоко ценила его гений, на склоне лет даже не расставалась с собранием сочинений, но поначалу не очень-то хотела принимать Пушкина — для ее мужа ссыльный поэт был сплошной головной болью. Михаил Семенович, засветившийся в либеральных акциях против правительства, понимал, что Пушкин прислан ему для того, чтобы у императора был повод для недовольства. К тому же Александр Сергеевич имел склонность вести свободолюбивые разговоры с каждым встречным. Чем не повод написать донос на графа?

культура: Отношения у них, похоже, и правда не сложились. Воронцов отправил Пушкина «на саранчу», а тот написал эпиграмму «полумилорд, полукупец». Кстати, а почему купец?
Елисеева: Граф обладал коммерческой жилкой, что очень поспособствовало развитию города. Дела вел успешно, плотно сотрудничал с многонациональной и разнокультурной армией коммерсантов — в его приемной собирались деловые люди, играли в бильярд, обсуждали многомиллионные вложения. Позже Воронцова записали в гонители Пушкина, и напрасно. Он мог избавиться от «неудобного чиновника» одним росчерком пера, но понимал, что это еще больше усугубит положение ссыльного. Так что «на саранчу» поэта послали не из желания унизить — скорее, чтобы спокойно убрать из города: перевести, как это принято у военных, предварительно приставив к какой-нибудь награде за отличие в сложной экспедиции. Но Александр Сергеевич оскорбился, что кто-то позволил себе им распорядиться. Противостояние было не частным: в лице Воронцова и Пушкина скрестились две морали: старая — «служилая» и новая — «независимого человека». Донесение написал в стихах: 

Саранча летела, летела.
И села. Сидела, сидела,
Все съела. И вновь улетела. 

Воронцов «бумагу» принял, а полковнику Херехулидзе, ратовавшему за то, чтобы дерзкого коллежского секретаря наказали, напомнил, что и Суворов писал императрице рифмованные рапорты: «Слава Богу, слава Вам, Туртукай взят — и я там!»

культура: В Вашей книге прозвучала мысль, что до южной ссылки Пушкин был в каком-то смысле «незаконным» принцем русской словесности.
Елисеева: Наши современники так привыкли видеть Александра Сергеевича первым поэтом, что забывают: тогда на него смотрели иначе. Корона Державина должна была перейти по наследству к Жуковскому или Карамзину. А за их спинами стояли Баратынский, Грибоедов, Вяземский, Катенин, Рылеев. Подтвердить свое право на первенство можно было только оглушительным успехом. Его и принесли южные поэмы: «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». Это позволило Вяземскому объявить о создании в России истинно романтического направления, во главе которого встал молодой поэт. Себя Петр Андреевич мыслил как критик и журналист. Перерождение в первого стихотворца России произошло, пока Пушкин жил в Одессе. Если на юг он ехал почти никому не известным дерзким мальчишкой, то возвращался в Михайловское триумфатором. По дороге его кормили и поили незнакомые люди, приходившие в восторг от одной фамилии. Именно на юге Пушкин вышел из тени — засиял.