Никита Михалков: «Зажался? Ори!»

Алексей КОЛЕНСКИЙ

01.02.2018

29 января в Академии кинематографического и театрального искусства Никиты Михалкова состоялся ректорский мастер-класс.

Электронные билеты на творческую встречу разошлись мгновенно. Никита Сергеевич ураганом влетел на сцену переполненного Театра Киноактера, поправил микрофон и озадачил зал:

— Зажим. Что такое зажим? Кто скажет?

— Это пло-о-хо, это страшно, — заволновалась аудитория. — Физическое перенапряжение! Паническая атака, утрата контроля! Зацикленность на себе!

— Это не зажим, это, может быть, свобода, — уточнил Михалков.

— Зажим — боязнь проявления истинных чувств из-за страха показаться глупым или смешным, неумение пользоваться внутренним аппаратом, непонимание происходящего на сцене, — подбирались к ответу пытливые умы.

— Так-так-так... — тянул режиссер, — а кто из вас испытывал зажим?

Вырос лес рук, а кто-то заметил:

— Человек часто не замечает зажима, начинает суетиться, перестает фокусироваться на сверхзадаче и партнере...

— Выпадание из обстоятельств — еще не зажим, — заметил Михалков, — а почему в борьбе с ним зажимаешься еще больше? Как можно выскочить из этого кошмара? Ведь ничего, кроме ужаса перед ним, вы не испытываете.

— Артист обязан видеть себя со стороны...

— Стоп, это интересно. Станиславский был категорически против того, чтобы актер репетировал перед зеркалом. А Шаляпин говорил: я не плачу, я оплакиваю своего героя. Как такое возможно? Играя персонажа, артист контролирует свое существование — попадает в ноты, знает мизансцену, понимает, как не угодить в оркестровую яму... Получается, его организм раздваивается: с одной стороны, демонстрирует открытую эмоцию, а с другой — управляет ею изнутри через самоконтроль. В нормальной жизни это сумасшествие. Кто так себя ведет? Лгун, лицемер, омерзительный тип... Но на сцене  это демонстрация потрясающего мастерства. Ты должен понимать и рассчитывать энергию, концентрация должна присутствовать при любых обстоятельствах. Актер, который спит и ничего не делает, многое теряет. Ведь его энергия влияет на его партнера, камеру, группу. Это раскрашенная пустота, думающая: чем больше я буду разнообразен, тем стану органичнее и свободнее. Чушь, ерунда, он — ничто. Ведь самое трудное — ничегонеделание, и тот, кто правильно, наполненно молчит, сидит или лежит, приковывает к себе внимание и завораживает.

Это принципиальнейшая вещь. Вы никогда не сможете быть полезны партнеру и даже себе, если будете полагать, что энергия заложена в слове. Михаил Чехов утверждал: «Слово не значит ни-че-го». Слово аккумулирует внутреннее энергетическое движение. И невысказанное, ощущаемое как нечто видимое, оказывается важнее произнесенного. Питер Брук говорил: «Наша задача сделать невидимое видимым...» А мы дополняем: «Сделать невидимое видимым, оставляя невидимым...» То есть без швов. Это не пренебрежение текстом. Помните, у Мандельштама: «Я слово позабыл, что я хотел сказать. Слепая ласточка в чертог теней вернется...» Абракадабра? Нет, «слепая ласточка» — забытое поэтом слово, но он помнил импульс, заставивший его промолчать.  

Есть актеры, не позволяющие понять, как они играют. Когда мы снимали «12», всех ужасно раздражал Алексей Петренко, ежедневно приносивший на площадку новый текст. Как-то отозвал меня в сторонку: «Я написал себе моноложек, вот...» Показал 19 листков и запузырил сольный номер на 17 минут. Я выслушал и сказал: «Очень хорошо, только с одним условием: у тебя на все полторы минуты!» И он их прожил, наполнил, дал уникальный характер: «Я — за  чечененка!»

Есть много прекрасных артистов, в жизни не являющихся личностями, но владеющих и управляющих такой концентрацией, энергией. Величайшее счастье для них — встретить режиссера, который это знает и умеет этим пользоваться. Но наша задача — подготовиться к работе с постановщиком, не знающим и не желающим знать ни-че-го. Вот представьте: площадка, зажим. Ты говоришь: «Сейчас соберусь!» И каждая секунда кажется тебе часом, а партнеры ждут и наслаждаются этим процессом... Как быть?

Я скажу: зажался? Ори! Сколько есть сил. И разрушь невидимую стену, которую ты создал вокруг себя не без помощи коллег. Это кажется глупостью? Но хороший артист, даже если он неумный человек, понимает в такие мгновения: все, что он делает, просто ужасно. Ему нужно оттолкнуться, взмыть, полететь, этого требует персонаж, ведь это он здесь импровизирует, а ты его рассматриваешь и оплакиваешь — идешь с ним рядом и наслаждаешься тем, что он творит с тобой. Но это возможно только если ты внутренне заполнен животворной энергией, позволяющей импровизировать. Что такое энергия?

— Часть твоей души! Полное погружение, — отозвался зал.

— Правильно, это поток, который объединяет тебя с предлагаемыми обстоятельствами, это музыка, вторгающаяся в сердце, минуя интеллект. Это аккорд — созвучие нефальшивых нот внутри актера с теми, что окружают нас. Итак, в соединении внутреннего и внешнего рождается уникальная атмосфера. Атмосфера — это все. Что создает ее здесь и сейчас? Соединение потоков в точках пересекающихся интересов. В нашем случае — в поисках ответа на вопрос, что такое зажим.

А теперь представьте: в зале появился комиссар в кожанке, начинает допрос. 

Сбиваясь с ног, на подмостки бросаются желающие испытать себя в творческой лаборатории, рассаживаются на стульях, закрывают глаза. Михалков негромко командует:

— Сконцентрируйтесь на пальцах ног, собери внимание, пусти энергию вверх через голень в колени, бедра и диафрагму, грудь, шею, губы... Откройте глаза... Вы виновны, вас расстреляют. Сегодня.

Игорь смотрит волком, не отрывая глаз.

— Что ты хочешь сказать?

— Я невиновен.

Одна из испытуемых захлебывается слезой, а вторая девица решается дерзить:

— В чем меня обвиняют?

— Хороший вопрос, — наседает режиссер, — ты разве сама не знаешь? Что ты хочешь сказать? Стоп!

Вы посмотрите, как первые двое, независимо от того, что они говорили, ощутили энергию и моментально осмыслили произошедшее с ними, а Катя не справилась с концентрацией. Видите, вроде бы нет ничего сложного. Но кто-то собрался, внутренне завибрировал, а кто-то уткнулся в вакуум и родил вопрос, лишенный всякого смысла, — как человек, абсолютно уверенный, что его не расстреляют. А я ведь мог спросить и что-то другое: слово не имеет значения, если за ним не стоит концентрация. О том мы и говорим — о создании энергетического потока, позволяющего управлять эмоцией и добиться заранее не просчитанного результата, импровизировать с возникающими на площадке обстоятельствами и деталями.

Но, как говорил Бергман, хорошая импровизация должна быть подготовлена. Поэтому для каждой картины я пишу экспликацию (минимум в два раза толще сценария), позволяющую разобрать каждую сцену по пяти пунктам: главное, сущность, костюм, атмосфера, возможные ошибки. Это важнейший документ для меня и группы — у художников не остается вопросов, а актер, приносящий что-то свое, исходит из развития детально прописанной роли. Картину остается только снять, но так кажется лишь за письменным столом, а потом идет дождь или является нетрезвый артист. Но «просто площадки» не существует в природе. Невозможно снять хорошее кино, если вокруг не существует атмосферы, которая должна стать для актера энергетическим аккумулятором.


Фото на анонсе: Ксения Болясова