Эпоха была прекрасная

Иван РЫБИН

16.11.2017

35 лет назад, 11 ноября 1982 года, в СССР объявили трехдневный траур — страна хоронила Брежнева. В тот день никто еще не знал, что спокойные времена закончились, а период правления Леонида Ильича вскоре станет восприниматься как золотой век. Застой и сегодня политический и эстетический канон: одни боготворят происходившее, другие воюют с тенями прошлого. Брежневскому времени, которое оказалось более противоречивым, чем принято думать, не хватает спокойного, беспристрастного анализа.


Хрущевское наследие

«Дед как-то высказался о своем предшественнике: тот был не личностью, а целым политическим явлением, — вспоминает внук Леонида Ильича, Андрей Брежнев. — «Вы не понимаете, что такое Хрущев», — так он заявил моей матери и бабке, когда они стали обсуждать поступки Никиты Сергеевича. Конкретизировать не стал, политику у нас в семье было не принято обсуждать. Но сейчас я понимаю, что именно он имел в виду».

Встав во главе партии, Брежнев вынужден был провести экономическую ревизию оттепели.

«Давайте вспомним, как назвал Хрущева писатель Александр Фадеев. 11 мая 1956 года он в лицо заявил главе страны, что тот троцкист. Так и было. Та же целина — ради ее освоения была отменена программа восстановления разрушенного войной Нечерноземья. России нанесли колоссальный ущерб», — считает политолог Анатолий Вассерман.

Контрреформы шли медленно. В промышленности вернулись обратно к отраслевой министерской структуре, ликвидировав так называемые совнархозы — органы независимого территориального управления. Запущенные в 1957 году, они не помогли, а навредили: хозяйственные связи и планирование отдали на откуп местным партийным деятелям, многие из которых не отличались компетентностью.

Слишком многое исправить не удалось. Не было пересмотрено хрущевское укрупнение деревень. Огромные просторы в центральных областях России обезлюдели, на месте стоявших веками деревень вырос бурьян.

Мало того, помимо второй коллективизации, к 1960-му была проведена и новая национализация. Весь кооперативный сектор экономики — артели, фабрики и заводы, на паях принадлежавшие своим работникам, — у людей отняли. Более десятка тысяч предприятий различного масштаба обеспечивали граждан СССР одеждой, посудой, продуктами питания, инструментами и даже бытовой электроникой, по ряду показателей на долю частного бизнеса приходилось свыше 90 процентов рынка. На предпринимателей работали два негосударственных НИИ, множество КБ и пара десятков лабораторий, у кооператоров были свои магазины, здравницы, турбазы и собственная же система пенсионного страхования. Все это было разрушено Хрущевым и не было восстановлено.

«В первые годы правления Брежневу пришлось прилагать массу усилий для того, чтобы расставить на ключевые посты людей из своей команды, велась борьба за власть. Помимо этого, ему лично приходилось решать множество вопросов, касающихся политики, обороны, идеологии и т.д., поэтому до всего у него руки просто не дошли», — полагает руководитель исследовательских программ фонда «Историческая память» политолог Владимир Симиндей.

Стройки социализма

Тем не менее восьмая и девятая пятилетки оказались крайне удачными. С 1966-го по 1970-й объем валовой продукции промышленности вырос на 51 процент, сельского хозяйства — на 21 процент. С 1971-го по 1975-й — соответственно на 43 и 13 процентов.

В строй вошли такие гиганты, как Братская и Красноярская ГЭС, Карагандинский металлургический комбинат и крупнейший в мире газохимический комплекс — Оренбургский газоперерабатывающий завод. Осваивались нефтегазовые месторождения Западной Сибири, строились трубопроводы, не забывали и про переработку углеводородов. Строились новые нефтеперерабатывающие заводы, старые проходили коренную модернизацию.

А в 1967 году вернулись к идее достраивать Байкало-Амурскую магистраль, туда ехали не только за романтикой, но и за длинным рублем. Благо покупать было что: автолюбителям сделали подарок в виде ВАЗа, личная легковушка стала более доступной, хотя, конечно, за «Жигулями» выстраивались очереди.

Построенная еще при Сталине, система демонстрировала уникальную выносливость, Страна Советов развивалась. И если кое-где к темпам можно применить определение «худо-бедно», то в целом динамика впечатляла, а в отдельных отраслях и вовсе поражала.

Важнейшим стал проект по переводу всего теплоэлектроснабжения городов с углеводородного на ядерное топливо: до развала СССР успели построить Билибинскую атомную теплоэлектроцентраль, заложить и ряд других.

«Успехи конца 60-х — начала 70-х связаны с целым рядом факторов. Во-первых, сам Брежнев был еще молод и очень энергичен, он, как локомотив, тянул страну за собой. Во-вторых, людям банально стали меньше мешать работать — десять лет их били по рукам и вдруг перестали. В-третьих, начался рост цен на нефть (это относится уже к девятой пятилетке), и СССР тут же этим воспользовался. Поступательное движение продолжалось целое десятилетие, страна неуклонно наращивала экономические мускулы, тогда как на Западе множились проблемы», — говорит профессор кафедры международных финансов МГИМО МИД РФ Валентин Катасонов.

«Период с 1965-го по 1975-й называют «лебединой песней» социализма. Люди были преисполнены энтузиазма, ведь они своими глазами каждый день видели, как страна меняется к лучшему. Однако систему управления экономикой страшно лихорадило, — рассказывает Анатолий Вассерман. — До «второй национализации» 90 процентов ВВП производилось на госпредприятиях, но 90 процентов товарного разнообразия — на кооперативных. Они, конечно, согласовывали свои действия с властями, но не более того. Математики посчитали — после перевода всех кооперативов (в том числе колхозов) в статус госпредприятий нагрузка на управленческий аппарат увеличилась в 3000 раз».

В тени Косыгина

В ходе восьмой пятилетки прошли так называемые косыгинские реформы, которые могли стать важным фактором развития советской системы...

«В социалистическую экономику вводили совершенно чуждый ей элемент капитализма — прибыль. Ее получение стали вменять в обязанность, и предприятия пошли по пути наименьшего сопротивления — задирали цены на свою продукцию. По цепочке это со временем распространилось на всю экономику. Ведь были нарушены сами принципы социалистического хозяйствования, главной задачей которого является максимально эффективное обеспечение потребностей граждан и государства в целом. Стоимостные показатели всегда находились на втором-третьем месте. Среди денежных величин рассматривалась только себестоимость, которую полагалось снижать. К тому же в стране появился и теневой сектор экономики — цеховики», — объясняет Валентин Катасонов.

Для обычных людей изменения вылились в рост цен на ряд товаров, особенно гротескно ситуация стала выглядеть в конце 70-х — начале 80-х. Так, в 1978-м в СССР начали производить СВЧ-печи «Электроника». Копеечные, по сути, микроволновки стоили 350–500 рублей, они пылились на прилавках, их никто не покупал. Появились модели бытовой радиоаппаратуры за несколько тысяч рублей, да и стоимость «Жигулей» и «Волг», 10–15 среднегодовых зарплат советского гражданина, тоже нельзя назвать нормальной. А что творилось в оборонке... Смежники не стеснялись применять наиболее дорогие материалы и технологии, цены на изделия росли как на дрожжах. А заводы и фабрики получали «прибыль».

Дискуссия о путях экономического развития шла серьезная, разные группы в партии боролись за свой проект, тормозя развитие идей противников.

Сочетание плановой экономики с передовыми информационными технологиями, по развитию которых СССР в 60-е годы выходил на лидирующие позиции, мог дать фантастический результат. Появлялась возможность оперативно и эффективно обрабатывать огромные массивы данных, и на их основе принимать решения. Соответственно управление народным хозяйством выходило бы на принципиально новый уровень. Коллектив Экономико-математического института под руководством академика Николая Федоренко предложил свою концепцию программно-целевого, отраслевого и территориального планирования. В разработке проекта участвовал и единственный советский нобелевский лауреат по экономике Леонид Канторович. Смысл идеи состоял в том, чтобы выявлять «узкие места» планирования с помощью прогнозирования и статистики.

Компьютеризации страны не произошло, но и косыгинские реформы до конца доведены не были — чиновники не поняли, как ЭВМ могут им помочь управлять экономикой, или не захотели понять. Идеи математиков положили под сукно на долгие десятилетия, и только сегодня к ним стали возвращаться. Думающими машинами тогда заинтересовались лишь военные, точнее, один «продвинутый» маршал.

Обороной стальной

Ветеран Великой Отечественной войны маршал Николай Огарков во второй половине 70-х разработал уникальную концепцию, позже принятую в ведущих армиях мира. Он первым на планете пришел к идее объединения всех военных ЭВМ в одну управляющую сеть, придумал так называемые «силы быстрого реагирования». И, главное, понял, что времена многомиллионных войск прошли, в конце ХХ века нужно воевать умно, по-суворовски — компактными высокопрофессиональными группировками, насыщенными высокоточным оружием, средствами связи, транспортом. В войсках начались реформы, хотя генералы сопротивлялись. Ведь на выходе и их число должно было существенно сократиться.

Сэкономленные в перспективе на огарковских реформах огромные средства заранее решили потратить на создание океанского флота, конструкторам дали задание на серию больших авианосцев. Так родился проект 1143.7 «Ульяновск» — 325 метров длины, 80 тысяч тонн, четыре реактора, мощная система ПВО, авиакрыло 70 машин, ракеты «Гранит» класса «корабль — корабль». Аналогов ему нет и по сей день, лучшие авианосцы США недотягивают до советских. «Ульяновск» заложили в 1986 году, а в 1991-м при готовности в 20 процентов корабль был списан, а затем растащен на металлолом.

Флот собирались дополнить ударными экранопланами. Проект 903 «Лунь» находился на конечной стадии, строительство машин начали в 1983-м. В 1979-м принят на вооружение и десантный «Орленок».

На 1982–1983 годы была запланирована реформа армии — перевооружение, сокращение численности и смена концепции построения Вооруженных сил СССР. Новейшие вертолеты Ми-28, ЗРК С-300, истребитель-перехватчик МиГ-31, танки Т-80 и Т-72 — все то, чем мы сегодня гордимся, было создано именно тогда.

Создавалась и ударная космическая группировка, в том числе с пилотируемыми орбитальными аппаратами, аэрокосмические самолеты «БОР» были успешно испытаны. Противоракетный щит страны собирались дополнить спутниками 17Ф19ДМ «Скиф» и 17Ф111 «Каскад», первый — с лазерным оружием, второй — с ракетным. Специально для них создали РН «Энергия», в 1987-м первый «Скиф» под именем «Полюс» попытались вывести на орбиту. Почему не получилось — историкам еще придется выяснить.

За дело мира

Сегодня для многих это может стать откровением, но, разрабатывая новое оружие и имея хорошо укомплектованную и боеспособную армию, СССР именно при Брежневе возглавил движение за разоружение. «Все инициативы Леонида Ильича в этом направлении стали следствием памяти о Великой Отечественной. Он совершенно искренне хотел, чтобы на планете воцарился мир, чтобы повсюду прекратились массовые убийства людей. Договоры ОСВ-1 и ОСВ-2 — плоды личных убеждений сугубо мирного человека. Ему просто когда-то пришлось воевать, защищать Родину», — вспоминает Андрей Брежнев.

Действительно, все годы правления Леонида Ильича страна стремилась к установлению справедливого мирового порядка, основанного на взаимном уважении, а не на количестве ядерных боеголовок. Особенно контрастно это проявлялось после бряцания ядерным оружием, которым запомнилось начало 1960-х.

Переговоры по ОСВ-1 начались еще в 1969-м, через три года документ подписали. И тут же, по инициативе СССР, начали обсуждать ОСВ-2. Было значительно сложнее, спорили семь лет, но справились. Советский Союз стал инициатором созыва Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 году. Заключительный Хельсинкский акт подписали главы 35 государств. Документ декларировал положения, важные и сегодня: принцип нерушимости границ, территориальной целостности государств и невмешательства во внутренние дела других стран, «право друг друга свободно выбирать и развивать свои политические, социальные, экономические и культурные системы, равно как и право устанавливать свои законы и административные правила».


Карен Шахназаров: «Никакого застоя в искусстве и в помине не было»

— Время, которое позже обозвали эпохой застоя, сопровождалось необыкновенным расцветом науки и искусства. В некоторых сферах, например в театре, это было потрясающим феноменом. Ведь одновременно работали такие выдающиеся режиссеры, как Любимов, Гончаров, Эфрос, Товстоногов, Ефремов. А в кино — не меньшее созвездие творцов: режиссеры Бондарчук, Тарковский, Панфилов, Гайдай, Кончаловский, Рязанов, Данелия.

Гениальных актеров того времени и перечислять не возьмусь — не хватит места. Среди писателей стоит выделить Распутина, Белова, Шукшина, Астафьева, Трифонова, Абрамова. Хотя цензура оставалась, публиковались произведения, честно рассказывающие о жизни.

В классической музыке царило такое же многообразие — в зените творчества были Свиридов, Хачатурян, Хренников; взошли «звезды» Гаврилина, Шнитке. В те же годы выходят главные философские работы Алексея Лосева, публикуются труды по этногенезу Льва Гумилева...

Расцветали не сто, а тысячи цветов.

Коммунистическая идея была в то время жива, но стала как-то мягче, теплее, романтичнее; утеряла свой холодный фанатичный блеск, жесткую классовую риторику, догматическую броню. Связано это было еще и с тем, что выросло поколение хорошо образованных советских людей.

Можно ли выделить именно «брежневский» период, отделив его от «хрущевского»? Не думаю: творческие судьбы писателей и поэтов, художников и режиссеров развивались последовательно, направления и даже отдельные произведения возникали не дискретно — четких границ нет. Некая ментальная граница поколений наметилась, по моему ощущению, уже в 1980-х. Болезненно воспринимался нарастающий разрыв между тем, что говорилось с трибун, и реальной жизнью. Обрушение надежд стало тем болезненнее, что советские люди с детства воспитывались с мыслью о том, что у нас — самое лучшее и справедливое общество на свете. Романтизм, чувство товарищества и долга начали подменяться неверием в любые идеалы, «вещизмом», расчетом, цинизмом. Все это уже четко проявилось в девяностые.

Брежневская эпоха требует пристального осмысления. Можно ли назвать ренессанс искусств в СССР 60–70-х годов советским Серебряным веком? Предложи мы такое сравнение тогда — собеседник покачал бы головой, а то и покрутил бы пальцем у виска. А глядя из нашего времени — почему бы и нет? Та эпоха через столько десятилетий продолжает творчески питать отечественный кинематограф, эстетически и душевно поддерживать и воспитывать людей, никогда в ней не живших.


Фото на анонсе: Юрий Абрамочкин/РИА Новости