Евгений Анташкевич: «Вещий Олег взял Константинополь военной хитростью»

Дарья ЕФРЕМОВА

05.10.2017

В издательстве «Центрополиграф» выходит книга Евгения Анташкевича «Олег. Романтическая история по мотивам «Повести временных лет» монаха Киево-Печерского монастыря преподобного Нестора-летописца». Об исторической правде и достоверности преданий старины глубокой с писателем пообщалась корреспондент «Культуры».

культура: Вы специалист по Первой мировой войне и русской эмиграции на Дальнем Востоке, известны как автор романа «Харбин» и «33 рассказов о китайском полицейском поручике Сорокине». Почему решили взяться за образ князя Олега? Мало того что фигура мифологизирована, так еще и обладает богатым литературным бэкграундом. О нем писали Рылеев, Татищев, но самое яркое впечатление оставила пушкинская «Песнь о вещем Олеге». Не смущало наличие такого количества «первоисточников»?
Анташкевич: Наоборот, помогало. С одной стороны, культурологический пласт под названием «вещий Олег» обозначил рамки, за которые не стоит выходить, с другой — дал четкое понимание, какие именно события могут быть интересны читателю, поскольку требуют дополнительных разъяснений. Например, «примешь ты смерть от коня своего». Череп, змея, укус — несколько дней князь болел, потом умер. Или такая история: он распорядился поставить корабли на колеса, и они подкатились прямо к стенам Константинополя. Это же невероятно даже с технической точки зрения. Загадочен и разговор с волхвом. Олег-то — вещий. Зачем ему спрашивать о своей судьбе? По идее, он сам должен знать. Художественный вымысел? Нет, все зафиксировано в летописях. Историки, одолеваемые логичными сомнениями, предпринимали попытки рационализировать миф. Например, некоторые историки пришли к такому выводу: Олег не «вещий», а «вещный», а прозвище ему дали за то, что он взял в Константинополе огромную дань.

культура: Источников довольно много, и сведения в них разнятся. Можно ли вообще говорить о какой-либо исторической достоверности?
Анташкевич: Ученые советуют ориентироваться на «Повесть временных лет», которая не дошла до нас в подлиннике, но сохранилась в копиях. Радзивилловская летопись, две или три Новгородские, Ипатьевская, Лаврентьевская и другие. «Повесть…» переписывали монахи, всякий раз добавляя к ней что-то свое. Как аналитик, я решил придерживаться Ипатьевской и Лаврентьевской «версий»: в них меньше всего разночтений. Кое-что достраивал сам, логически. Мне даже удалось воссоздать довольно точную картину знаменитого похода на Царьград.

культура: Бытует мнение, что и это легенда. Согласны?
Анташкевич: Нет, конечно. По итогам в 911 году был заключен беспрецедентный по тем временам договор. Его составляли очень тщательно, а потому и так долго — с 907 года. В нем оговаривалось, как Константинополь будет принимать купцов от россов. Император (василевс) Лев VI и его преемник и брат Александр пошли на невероятные уступки. Русские получали право торговать в византийской столице без налога, все расходы по их проживанию, питанию брала на себя «принимающая» сторона, также очень жестко прописывались наказания за нападение, причинение вреда имуществу, товару или здоровью купца. Есть и забавный, на наш взгляд, пункт: россам разрешалось ходить в баню, когда они захотят. Наши предки, как римляне и византийцы, не мыслили жизни без терм.

культура: В Вашей книге много бытовых подробностей. Получилась не сухая документальная монография, а вполне художественный текст.
Анташкевич: Более чем. С диалогами, шутками, спорами, красивыми рассветами и закатами, прекрасными женщинами, вкусом греческого вина и олив. Есть и любовная линия, и шпионская. Второстепенных героев, скажу честно, придумывал, а не «реконструировал» по источникам. Вообще, пока собирал материал, понял — люди в те времена жили бойко, весело, на полную катушку.

культура: Например?
Анташкевич: Взять хотя бы сборы на войну. Выдвинулись, когда на Днепре сошел лед. Сначала спустились к острову Хортица. Там совершили жертвоприношения Перуну и Велесу, потом начались состязания, празднества, пиры. Гульбище продолжалось несколько дней, и только после этого отправились в поход.

культура: Василевс знал, что к нему идет Олег?
Анташкевич: Думаю, да. Его сопровождала огромная армия: две тысячи кораблей, сорок гребцов на каждом — 80 000 человек только флот, а еще конная рать. Шли через Дунай, по Черному морю — остановки делали на территории нынешней Болгарии. Там повсюду византийские фактории — не заметить такую махину и не доложить в «центр» просто не могли.

В Константинополе готовились. Но Олег пришел с сюрпризом, которым и стали корабли на колесах.

культура: Но так Вы же сказали, что это невозможно.
Анташкевич: Я и сам поначалу сомневался. Поехал в Стамбул, там несложно найти границы Константинополя: сохранились руины стен, базилики, цистерны, куча артефактов. Обошел все, понял, что кораблям на колесах кататься элементарно негде — и азиатский, и европейский берег Босфора холмистый, крутой. Олег придумал военную хитрость, чтобы напугать противника. Дело в том, что, спускаясь по Днепру, он наткнулся на пороги, а была весна, половодье, корабли не могли пройти — приходилось переносить их посуху. Ставили ладьи на бревна, под них подкладывали еще стволы и тянули. Тут — это уже мое авторское допущение — кто-то и обмолвился «хорошо бы к ним приделать колеса», а у Олега это засело в голове. Теперь вернемся к географии. Константинополь расположен как бы на острове. С одной стороны его омывает море, с другой — Босфор, с третьей — залив Золотой Рог. Азиатский берег от императорского дворца далеко. Олег мог вытащить там корабли на землю, а дальше чисто бутафорски приделали к ним колеса. С европейской стороны флот подошел к городу обычным образом. За ночь взяли северный пригород. На византийцев это произвело ошеломляющее впечатление — магия какая-то: корабли по воде и по суше. Тогда василевс решил договориться и накрыть шикарный стол с вином, мясом, фруктами.

культура: Яства оказались отравленными?
Анташкевич: Разумеется. Это сразу выяснилось, и византийцам пришлось идти на уступки.

культура: По Вашей версии, Олег умер в Старой Ладоге, а Лаврентьевская летопись указывает на Киев. Так как же было на самом деле?
Анташкевич: Тут я на стороне новгородских источников, свидетельствующих, что князь скончался в своем личном владении в Старой Ладоге. Олег был человеком из дружины Рюрика, они шли с севера через Новгород, и владения их располагались там, а не в Киеве.

культура: Еще одна загадка — «смерть от коня своего». Зачем все-таки он отправился к волхву?
Анташкевич: К кудеснику владыка обратился, собираясь на Константинополь. Спросил, как лучше двигаться — по суше, на коне или по морю. Вот тут, по всей видимости, волхв и сказал: «И примешь ты смерть от коня своего». Как всякий нормальный человек, князь от рискованной идеи с лошадьми отказался, выбрал водный путь и велел позаботиться о коне. Тут необходимо сделать ремарку: первые лица в те времена на месте не сидели и если не воевали, то с осени по весну уходили в полюдье. Собирали дань с подчиненных земель — мед, зерно, пушнину. Свои личные дела могли улаживать только с конца весны до октября, пока не начинали замерзать реки. Так вот, весной 912 года Олег вернулся с полюдья и отправился на Ладогу. Видимо, в каком-то сентиментальном порыве спросил о своем коне. Ему сказали, что тот помер и кости лежат на берегу Волхова. Вряд ли ядовитая змея выползла из черепа именно княжеской лошади. Это потом для красоты добавили. Ведь всякая летопись все-таки имеет оттенок мифа. 


Иллюстрация на анонсе: В. Васнецов. Иллюстрация к «Песне о Вещем Олеге». 1899