Алексей Слаповский: «Неизвестность хороша своей прекрасной жутью»

Дарья ЕФРЕМОВА

11.05.2017

Новый роман финалиста «Русского Букера», а каждая книга Слаповского — «эксперимент над жанром, собой и читателем», вошел в длинные списки «Нацбеста» и «Большой книги». Сагу о роде Смирновых длиной в столетие — от полуграмотного писаря, ставшего калекой на фронтах Первой мировой, до современной девушки Лики — уже сравнили с джойсовским «Улиссом», где упакована в один текст вся человеческая культура от церковных хоралов до газетных заголовков. С писателем пообщалась корреспондент «Культуры». 

культура: В «Неизвестности» уместилась история пяти поколений, рассказанная ими же в дневниках и письмах. Косноязычные, но трогательные, чуть ли не ежедневные «отчеты» деревенского писаря, тетради его сына Владимира — комсомольские надежды, чаяния, размах; потом скупые конвертики с фронта, бледная машинопись с допроса внука, записки праправнучки — не лишенные самолюбования посты или твиты. Монологическое высказывание всегда нарратив, Вы намеренно ограничили героев? 
Слаповский: Скорее ставил задачу не просто описать, а вжиться в них, в их речь. Посмотреть на все не извне, а изнутри, из каждого персонажа, разделяя его и правоту, и неправоту. Быть не судьей и не подсудимым, если вспомнить известное выражение про суд истории, а соучастником. Подельником, говоря модным блатным языком. Мне важно было, чтобы все — от первого лица. Важно было понять, как меняется язык человека на протяжении жизни — той, что ему выпала, часто очень короткой. Существование языка, его развитие, история — одна из главных моих тем.

культура: Ваш роман — семейная сага, фигурантами которой обычно становятся аристократы, представители хороших семей. У Вас же действуют люди простые и даже «усредненные». Ведь, как отметили критики, жить в России с фамилией Смирнов — все равно что жить вообще без фамилии...
Слаповский: Вот не согласен, не простые они. Простые живут, как Бог на душу послал и как социум рекомендует. Дом, дерево, сын — все, спасибо, свободен, похоронные агентства тоже хотят заработать. Это люди предназначения. Мне интереснее те, кто растит себя, развивается, куда-то стремится. Люди цели. Мои герои, если проследить их судьбы, достаточно типичны. Но не настолько, чтобы слиться с массой. Конечно, они продукты своего времени. Все продукты. И я тоже. Но я любопытен до тех, в ком есть желание «оторваться от ветки родимой» — не для того, чтобы обособиться, а чтобы самому бросить семя, стать деревом. Реализовать себя. При этом, понятно, от осинки не родятся апельсинки, мы все равно во многом заложники нашей ментальности. 

А почему Смирновы? Может, потому, что это самая распространенная в России фамилия. Значит, смирных было много. Мы народ вообще очень смирный. Покорный. Но до поры до времени. Таких трудно расшевелить, зато если уж расшевелятся... Тут важна тема повторяемости, решения одних вопросов, только на новом витке. Семейная сага — лучшая для этого форма. А что обычно она про аристократов или интеллигентов, так и у меня про тех, кто выводит себя в аристократы и интеллигенты. Мои папа и мама — крестьяне. Выучились, выучили меня и брата. Вот вам и сага. Разумеется, я не аристократ, кровь не та, но интеллигентом себя считаю. И детей своих, и детей брата. При этом мы — люди движущиеся, думающие, это я свой род хвалю, почему нет? Да, горжусь своим родом — из грязи в люди. Мои предки хлеб растили, коров доили, кормили себя и страну, как же не гордиться... 

культура: В Вашей книге прослеживается и другой момент: каждое поколение явно или тайно отрекается от предыдущего и все начинает заново. Потому и «Неизвестность»?
Слаповский: Непредсказуемость, неизвестность сплошь и рядом. Она в загадочной жути нашей истории. Но это — если про общее. А в жизни отдельного человека неизвестность хороша. Своей вот этой самой прекрасной жутью. Может, за углом — кирпич с крыши, а может, там тот человек, которого мы ждали всю жизнь. Или случай. Или еще что-то. Неизвестность томит и страшит, но она и заставляет двигаться. Удивлять других и себя. Кстати, в этом тоже посыл книги: хотел удивить. Себя в первую очередь. Это вообще главная моя цель при писании — удивить себя. Иногда получается. И как бы ни печально было повествование, в нем всегда радость преодоления этой самой неизвестности. Радость нахождения точного слова. Была тьма «безвидна и пуста», а ты создал мир и дал имена всем тварям. Как уж получилось, не мне судить.

культура: Говоря о политической позиции, в одном из интервью Вы назвали себя «соглашателем» и «либералом в ватнике». Что так? 
Слаповский: Да, соглашатель и либерал в ватнике, без кавычек. Пытался отделить себя от государства, но от страны — никогда. Государство — механизм, машина. Страна — люди. Я в ватнике, потому что люблю свою родину, ее язык, милых, страшных, гениальных и даже тупых соотечественников. А соглашатель — потому что не бывает монолитно белых и монолитно красных. Ведь рубка была не между красным Петром и белым Иваном, а между 51 процентом, условно и примитивно говоря, того красного, что было в Петре, и того белого, что было в Иване. Но на 49 процентов сам Петр был-то белый, а Иван — красный. Вот в чем ужас. Рубили же не проценты, а друг друга. И до сих пор так. Понимаете, о чем я? «Поле битвы — сердца людей», навсегда сказал Достоевский. Я бы прекраснодушно и наивно хотел, чтобы не добра со злом, а добра с добром, ума с умом, что есть в каждом из нас, но в разных пропорциях.

культура: Вас номинируют на «Большую книгу». Вы неоднократный финалист «Русского Букера» Как относитесь к премиям? 
Слаповский: Главное, что в них есть, это информационный повод. Современные читатели, сколько бы их ни осталось, часто растеряны, они не знают, что выбрать, а жюри публикуют списки, которые и вызывают интерес. Да, в длинных и коротких списках бывают случайные книги. Но все же большей частью там находятся те, что достойны внимания и прочтения. Все остальное — кто попадает в финалы, сколько денег дают и так далее — мелочи. Кстати, в коротком списке «Нацбеста», а он уже определен, моей книги нет. И Пелевина нет, и Прилепина, и Алексея Иванова. И нежно любимой мною Александры Николаенко нет. И Сергея Шикеры, замечательного, очень особенного писателя. В шорт-лист вошли книги тоже хорошие, но обязательно раздражающие, как называет их представитель оргкомитета Вадим Левенталь. Он причем и сам повторяет это слово с раздражающей монотонностью, в чем, видимо, и заключается замысел. Хвалится. Интригует. Все хотят внимания к себе и своим делам. И мои герои, вернемся к теме, тоже хотят. И я хочу. Это нормально. Мы хотим влиять на мир. Это тоже нормально. Мир сопротивляется. И это нормально. Чем все кончится — неизвестно. Но интересно.


Фото на анонсе: Сергей Фадеичев/ТАСС