Говорят и показывают «Оптимисты»

Николай ИРИН

27.04.2017

Канал «Россия 1» представил 13-серийных «Оптимистов», выдуманных сценарной группой под управлением Михаила Идова, срежиссированных Алексеем Попогребским, спродюсированных Валерием Тодоровским. Действие этого красочного зрелища происходит в 1960 году, точнее «как бы» в 1960-м, и по большей части в Москве.

В центре сюжета информационно-аналитический отдел тогдашнего советского министерства иностранных дел. Задача молодых и жизнерадостных сотрудников оперативно и эффективно реагировать на западную политическую активность и пропаганду, а если шире — осмыслять западное образное строительство.

Как таковая идея — сильная, продуктивная, ведь именно убедительная социальная образность гарантирует обществу с государством устойчивость и развитие. Бытующие цели, идеалы, допустимые способы карьерного роста и даже манера повседневного поведения программируют человека на бессознательном уровне, ориентируют в историческом времени и социальном пространстве.

Эта трудная правда была в полной мере уяснена, когда страна достаточно укрепилась, народ окультурился, а вынужденно авторитарные методы управления себя изжили. Информационно-аналитический отдел МИДа — своеобразный буфер. Моделирует как зону контакта между Западом и СССР, так и отечественный переходный период от эпохи бури и натиска к оттепельным фантазиям.

Отдел, во‑первых, представлен тремя совсем молодыми выпускниками МГИМО — симпатичными, открытыми жизни приятелями. При этом у каждого свой проблемный секрет, который нагружает, что называется, по полной.

Андрей Муратов (Егор Корешков) тайно поддерживает контакт со старшей сестрой, проживающей в Париже, но наведывающейся в Москву. Леня Корнеев (Артем Быстров), детдомовец, был некоторое время назад завербован американскими спецслужбами и теперь томится в качестве законсервированного вражеского агента. Аркадий Голуб (Риналь Мухаметов) лишается партбилета, а при попытке его вернуть попадает в чреватую последствиями зависимость от причастного к теневому миру фарцовщика.

Тут агрессивная попытка «родить интересное». Один суперпопулярный американский сериал, на который сориентированы как авторы, так и в целом эстетика «Оптимистов», кажется, и построен на том, что частные тайны исподволь корректируют поведение и, закономерно, судьбы. Американцы вообще горазды создавать предельно смотрибельные вещи на контрасте между внятностью фабулы и непрозрачностью психики и личной истории центральных персонажей.

Понятно, нашим внимательным драмоделам (термин безоценочный) это нравится. А как же такое может не нравиться? Тайны с парадоксальными сюжетными поворотами есть фундамент, база жанрового искусства. Иногда придумывают настолько забористо, что у читателя или зрителя бешено тренируется ум. Но порой еще и настолько остроумно, что узнаешь о человеческой природе так же много, как из элитарных психологических романов, философских трактатов или из собственного драматического опыта.

Все киноискусство СССР строилось на идее прозрачности: общественных институтов, индивидуальной психики. Это вызвано не тем, что власть по определению являлась сволочной и глупой. Разочарую антисоветчиков, но нет. Советская власть была ответственна за «своих», и ее искусство было рассчитано на пресловутого гегемона, простака, на рабочего и крестьянина. Какие тайны у простака? У народной интеллигенции? Неинтересные. В сущности, вообще никаких. Тайны автоматически возникают в буржуазном контексте.

В «Приключении» Антониони издевательски играется с этим механизмом тайнопорождения. Несколько представителей высшего общества отправляются на безобидную морскую прогулку, и там одна богатая дама исчезает. Ее лениво ищут, освободившееся место занимает новая любовница, тайна остается тайной, причем в результате это никого не травмирует и не удивляет, ведь секрет вписан в буржуазный порядок вещей в той же самой степени, в какой тотальная прозрачность служит символом культуры социалистической.

«Оптимисты» — своего рода культурный реваншизм. Модным авторам захотелось в буквальном смысле переиграть давние советские времена с новыми персонажами — загадочными, стереоскопичными, неоднозначными. В центр повествования ставится поэтому социальный слой, хоть в какой-то степени культивировавший буржуазные привычки с манерами. Делается попытка предъявить «другую жизнь» в надежде, что она автоматически обеспечит сложность поведения и занимательность иного уровня.

Прежний начальник отдела Рута Карловна Блаумане (Северия Янушаускайте) и сменивший ее Григорий Владимирович Бирюков (Владимир Вдовиченков), в отличие от молодых коллег, нагружены тайнами менее судьбоносными. В том смысле, что защищены связями, знакомствами, покровителями, а потому, как правило, легко выходят сухими из любой мутной воды и по-настоящему «парятся» исключительно из-за своей насыщенной личной жизни.

Рута Карловна то ли по собственной склонности, а то ли по производственной необходимости до поры изменяет несущему службу на Урале мужу-летчику с начальником Первого отдела, гэбистом Николаем Борисовичем Черных (Анатолий Белый). Григорий Владимирович помогает в организации смещения Хрущева руководителю международного отдела ЦК КПСС Валентину Ивановичу Варейникову (Юрий Кузнецов). Но у них хватает и мудрости, и совести, и социальных ресурсов, чтобы вовремя соскочить с крючка.

Важнейшим структурным элементом сериала авторы назначают «предательство». Тоже в принципе неплохо: должны же быть некая скрепа и некий стержневой ход, чтобы многофигурное действие не превратилось в аморфный «кинороман». Жена Андрея Муратова неосторожно предает его, подозревая в таинственной парижской женщине любовницу. Аркадий Голуб предает и свою романтическую подругу, спортсменку Клаву (Маргарита Адаева), когда, запутавшись в сетях фарцовщика, уступает мощной настойчивой буфетчице МИДа, и своего начальника Бирюкова, донося на того под страхом реального приговора.

Сама Клава, которая представлялась нам трепетной девственницей, оказывается, по вторникам и четвергам, сразу после тренировки, методично и, похоже, не без удовольствия отдается брутальному тренеру прямо в его кабинете. Аркадию — душу, тренеру — тело. Бирюков до поры поддерживает своего покровителя-заговорщика Варейникова, пользуется его услугами, но потом, устыдившись трагических последствий своего соучастия, коварно сдает патрона Хрущеву.

Гэбист Черных намеренно, из ревности, предает старинного друга Бирюкова и ненамеренно, будучи дезинформирован, способствует разрыву того же Бирюкова с трепетной красавицей, диктором телевидения Галиной (Евгения Брик). Про сдавшего Родину с потрохами Леню Корнеева остается добавить лишь то, что он некоторое время комично пытается саморазоблачиться, пишет признательные бумаги, мучительно их проглатывает, а в финале занимает место начальника Первого отдела, что является забавным типовым ходом в духе популярных и многочисленных англосаксонских вещей, сатирически разоблачающих бюрократическую машину.

Специально даю этические сбои героев в режиме монотонного перечисления. Когда считываешь эту цепочку не как случайные человеческие помои, но как продуманный концептуальный ход, получаешь впечатление художественного порядка. Ведь, разоблачая и морально снижая каждого, авторы всего лишь разворачивают во времени и художественном пространстве базовую библейскую формулу «не надейся на сына человеческого, ибо нет в нем спасения».

И потом, сам жанр «буржуазное времяпрепровождение» подразумевает комплект из клубка змей, многочисленных разнохарактерных предательств, в особенности адюльтера, и непременной сатирической составляющей, где бюрократическая машина подается как самодостаточная всепожирающая гадина.

Во всех этих построениях видны ум, вменяемость и драматургическая выучка. Очевидно, авторы стараются работать на поле бескорыстной выдумки и частного интереса, а не на территории политики и классовых разборок. Но, повторюсь, все равно получается реваншизм.

Фокус наведен на социальную группу, которая неявно доминировала тогда, в открытую доминирует теперь. При этом в сюжете заключена саморазоблачительная характеристика этого слоя: парни с девушками, мужчины с женщинами внимательно, даже и со страстью, изучают, а потом примеряют на себя чужую, западного интеллектуального производства, образность. То есть доминирование здесь есть следствие добровольно выбранного режима калькирования.

Но с этим же обстоятельством связаны и глубинные проблемы художественной ткани «Оптимистов». Поскольку оптика и структура, мягко говоря, позаимствованы в виде заведомо престижных социокультурных образцов, ткань получается хотя и качественная, но мертвенная. Фактически ничему не удивляешься.

Самой неожиданной, живой и волнующей оказывается, по мне, линия поведения бегуньи Клавы, по совместительству маляра-штукатура. Ее внезапно открывшаяся тайная связь с громадным тренером, напомнившим трогательного в своей наивности Квазимодо, — одновременно смешная (ибо тоже «бюрократичная», в назначенный час в строго определенном кабинете), социально обусловленная (приезжая простоватая девушка не имеет других шансов зацепиться за столицу и успех) и психологически насыщенная.

Парадоксально, но именно Клава и ее сильный любовник оказываются единственными свободными людьми в этом насквозь предугадываемом, ибо вторичном, мире. Клава представляется тут едва ли не героиней Хичкока: ахи-вздохи с грамотным перспективным Аркадием на поверхности, и параллельный брутальный секс с вынужденно контролирующим месячные всех бегуний сборной команды Павлом Степановичем (Андрей Стоянов).

Выходит, жанровый интерес появляется не обязательно в среде сытых, образованных и будто бы уже по одному этому факту психологически непредсказуемых персонажей, а там, где, что называется, «дышат почва и судьба», где авторы не «скоммуниздили», а пошли от себя.

Создатели смешивают времена, дают не столько конспект реальной политической истории страны и мира, сколько фантазию на тему. Однако полет этой фантазии тоже осторожный и происходит в направлении предсказуемом. Привязав действие к престижному социальному слою, сценаристы были вынуждены отрабатывать скучную повинность. Ну, что мне, потребителю массовой культуры, «заговор против Хрущева»? Ничего. Кажется, смещали, но провалились не в 60-м, а чуть ранее. Удалось в 64-м…

Опять-таки англосаксонская традиция знает, как сделать политический триллер всего лишь по мотивам учебника, но высокое качество подобных книжных и киношных образцов обусловлено спецификой тамошней буржуазной демократии. Те, кто снимал «Оптимистов», калькировали и это, закономерно угодив в «неинтересное».

И все-таки работа оставляет, скорее, теплое чувство. Скучновато, но здесь хотя бы осознано первостепенное значение социальной образности для поддержания элементарного общественного спокойствия. Если нам действительно нужна Великая Россия, а не великие потрясения, надо бросить значительные силы на формирование толстого-претолстого слоя «интересного».

Наши повседневность и культура должны по-настоящему занимать ум с воображением, удивляя и добираясь даже не до кишок частного человечка, а до его подкорки, до его тайных желаний и вытесненных страстей.