Этюд в кровавых тонах

Виктор МАРАХОВСКИЙ, публицист

14.02.2017

Организация World Press Photo назвала «снимком года» фотографию Мевлюта Алтынташа, турецкого полицейского, стоящего над телом застреленного им российского посла Андрея Карлова и наставительно орущего что-то публике.

Прежде чем пытаться оценить моральный аспект выбора, следует учесть ряд обстоятельств.

Первое и главное: собственно, к морали награда World Press Photo имеет очень специфическое отношение.

То есть не то чтобы жюри организации на мораль наплевать. Просто доносить ее предпочитают через демонстрацию — иногда запредельно натуралистичную — человеческих трагедий. За небольшим исключением лауреатами «снимка года» становились в последние полвека люди умирающие, или убивающие, или израненные и изуродованные, или измученные, или уже мертвые, или скорбящие над трупами. Исключения делались — сейчас подсчитаем — семь раз, по большей части по политическим причинам. В трех случаях это были американские солдаты, исполняющие свой суровый долг в разных точках планеты (Вьетнам, Афганистан, США). Давным-давно — чехословацкий футболист, стоящий под дождем. Еще три нетипичных триумфа: иранская женщина, протестующе кричащая что-то с крыши; палестинские дети, играющие с игрушечными автоматами; два обнявшихся российских гея, гонимых жестокой русской нетерпимостью (и не важно, что у нас по соображениям нетерпимости, в отличие от США, представителей сексменьшинств пачками не убивают).

Имелось среди «снимков года» и политическое убийство: в 1961-м приз получил японский фотограф, запечатлевший момент зарубания социалиста Инэдзиро Асанумы студентом-праворадикалом (это вполне объяснимо: страна далекая, в тот период свежепобежденная, опять же экзотика, катана в качестве орудия убийства). Особой благосклонностью жюри пользуются беженцы из зон боевых действий и природных катастроф — явное предпочтение отдается войнам, где требуется международное вмешательство. А также дети, погибающие от голода в Африке.

Западу тоже некоторое время доставалось — но чем дальше, тем реже: в последние пару десятилетий World Press Photo сосредоточилась в основном на ужасах из «внешнего мира».

Ну так вот. Наша страна в этом печальном первенстве в той или иной форме побеждала ранее лишь дважды. Сначала — во время первой чеченской (автобус с беженцами), потом — в разгар кампании в защиту притесняемых российских ЛГБТ (уже упомянутое выше фото позапрошлого года).

Так что, вопреки первому впечатлению, специально Россию никто оскорблять, похоже, не хотел. Просто жанр такой: пугать «позолоченный миллиард» событиями в «неблагополучных» странах, лишь иногда отступаясь от принципа ради политически необходимых телодвижений. World Press Photo, как и многие, стала инструментом идеологическим, продвигающим — без отрыва от основной задачи развлекать и ужасать — идею превосходства североатлантической цивилизации над дикостью остального глобуса.

Интереснее в данном случае другое.

Как и большинство прочих «авторитетных международных организаций» (АМО), фонд World Press Photo является, конечно, сугубо западным междусобойчиком, для приличия слегка разбавленным правильными людьми из прочих частей света. Создан он при попечительстве нидерландской королевской фамилии, действует в тесном контакте с Human Rights Watch, а в жюри там хорошо заметно преобладание жителей не Евросоюза даже, а Северной Америки и Великобритании.

В последние годы мы многократно наблюдали деятельность аналогичных «авторитетных международных организаций», по сути, международными не являющихся. Обычно в России эту деятельность замечают лишь тогда, когда очередная подобная контора внезапно обрушивается на наши головы, шокируя и приводя в ступор — «нас-то за что?».

Как правило, пока эти АМО клеймят ужасы в других государствах, отечественная публика, в том числе как бы просвещенная, смотрит на демонстрируемые фокусы вполне лояльно.

И вот тут, уважаемые читатели, действительно гнездится проблема, но не западная, а наша собственная. Запад всего лишь сделал то, что соответствует его характеру и инстинктам: приватизировал на себя максимальный кусок «мягкой силы» и «мировой авторитетности», чтобы наставительно вещать с высоты самозахваченных кафедр.

У нашей же публики жива странная инфантильность восприятия. Поглядим правде в глаза: когда АМО прищучивают жителей КНР, персов или латиноамериканцев, наша публика благосклонно соглашается: да что с них взять, с диких аборигенов далеких земель. Они такие, да. Точь-в-точь, как мы в кино видели.

А затем — рано или поздно — приходит очередь России, и наша общественность с неприятным удивлением обнаруживает, что мы для «авторитетных международников» точно такая же диковатая экзотика, которой стоит пугать приличную часть человечества.

Собственно говоря, нечто похожее происходит и при просмотре голливудского кинематографа. Когда отечественному зрителю показывают кроваво-кишечный боевик, в котором азиатские мафиози бросаются на героев с разделочными тесаками, отчаянно голося «банзай», — зрителю ничего, нормально. Не вызывают у него отторжения и поголовно глушащие текилу под сигару одинаковые усатые латинос в окружении черепов и страшноватых ацтекских алтарей.

А потом на сцену выходим мы, срисованные с персонала русских ресторанчиков Бронкса (красные рубахи, бороды, златые перстни, звучные имена Вигго Тарасов и Танья Москвова), — и российскому зрителю вдруг становится обидно. А ведь все то же самое: мы для них — внешний мир, экзотика, нами можно развлекать и пугать, но мы посторонние. Могли бы и не удивляться.

…Этому бесконечно повторяющемуся сюрпризу не первый год и не первое десятилетие. Российской публике упорно кажется, что она западная и европейская, а Европе и Западу столь же упорно — что нет, ничего подобного. В трагическом противоречии проходят уже, пожалуй, даже века.

И вот это — настоящая загадка.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции