Пиши трюндель

Владимир МАМОНТОВ, публицист

09.09.2016

В фильме «Карнавал» провинциальная героиня Муравьевой фрикативно гэкала и чудно произносила слово кофе — «кофа». Герой же Абдулова бегло говорил на безукоризненном московском наречии. Ну, и на чьей стороне ваши симпатии? Если, конечно, помните, что там между ними случилось. 

Это я вот к чему. 8 сентября — Международный день грамотности. Но ты, грамматика, знай свое место. Ты, сестрица, велика, могуча, но не мера всего. Души человеку не заменяешь. 

Шибко правильная речь вообще подозрительна. Увы, она вовсе не обязательно свидетельствует, что человек образован, широк, любознателен, опытен, много читал и думает, прежде чем говорить. Вот обратите внимание, как изъясняются менеджеры среднего звена, когда принимают вас на работу. Они и знают-то полтора слова и три стандартных оборота, но пользуются ими образцово, до тошноты правильно. Те сидят на них, как отглаженный пиджачок. Пристегнуты пуговками, как воротник рубахи. Между носками и краем брюк не видно зазора — их загорелой после отпуска голени. Это вы волнуетесь, путаете падежи, поправляете юбку на коленях, экаете. Они же прерывают вашу сбивчивую тираду ледяным «спасибо». Человечность им заменяет грамматически верное, но по сути оскорбительное «я вас услышал». О своем решении они непременно сообщат вам позже — и пожелают успехов так, что вы, ощутив свое ничтожество, сразу бы и повесились у них в стерильном туалете, но вход туда только по корпоративным карточкам безопасного доступа.

Утешает, что отутюженные солдатики бизнес-армий необязательно добьются карьерного роста. Поскольку их начальники (а они точно достигли на порядок большего) чаще люди живые, их речь самобытна, уснащена всем, чего душа пожелает — от просторечия до англицизма, реакция быстра, слово метко. Как-то в кабинете постсоветского олигарха мы излагали свой бизнес-план: первый этап, второй. Чай, не пятилетка какая. Все, как учил Фукуяма: ебитда. Хеджирование рисков. Ожидаемая прибыль после налогообложения. Он терпеливо слушал, похрустывая свежим диетическим огурцом. Наконец, пришло время озвучить окончательную сумму испрашиваемых вложений: «Два миллиона восемьсот восемьдесят девять тысяч сто шестьдесят три доллара». Он помолчал, вздохнул и сказал помощнику, протоколировавшему встречу: «Вась, пиши трюндель». 

И этот трюндель, какой-то неинтеллигентный, даже корявый, подворотенный, похожий на тот, что собирали советские мужики, сложившись по рублю на водку и сырок, между прочим, спас очень большое, хорошо всем нам знакомое дело. Живое и здравствующее по сей день. В этом трюнделе звучала и переходная эпоха от сырка к пармезану, и здравая оценка школярскому обсчету жизни, которая все одно ширше.

Это очень вдохновляющее ощущение: чувствовать, что ты носитель языка, полновластный хозяин его медной горы. Мне, разумеется, возразят, станут тыкать «олбанским», «одеть — надеть», «как бы там ни было», «кофе — оно» и другими вопиющими примерами коверканья. Мне тоже не нравится, когда люди не берут на себя каторжный интеллектуальный труд запомнить, что надевают пальто, а одевают дочку. Неужто это так трудно — уяснить себе: не «там», а «то», кофе мужского рода — и более никак, что бы там ни разрешали соглашатели-лингвисты. Почему? Поскольку в этом есть скромная доблесть. Сияющий блеск нормы. Вот не особо грамотно — масло масляное, а ведь красиво, правда? Но я не готов ругмя ругать «компы», «тусу», «инфу», «едро», «есличо», «клаву» и «включать Герасима», если натыкаюсь на свежие словечки.

Мне куда меньше нравятся кальки с чужого языка и прямые заимствования, а там, где заметна игра ума, освоение новых понятий, «одомашнивание» технической или компьютерной лексики, я мягчею. Ну, и кому интересно, сатанею от следующих слов: клинер (как можно так с тетей Машей, чудесной уборщицей), месседж (послание, желательно далеко и пешком), фейк, тренд... Все они имеют прекрасные аналоги на родном языке — и хотя я понимаю, что внедрение каждого из подобных словес имеет причину, которую вполне можно отследить и даже оправдать, однако меня Маяковский научил смеяться над «он был монтером Ваней, но в духе парижан себе присвоил званье «электротехник Жан». При этом «гуглить» не раздражает, а дикое «ресепшн» просто не представляю, чем заменить. «Шишков, прости: не знаю, как перевести». Не приемная же... 

Вообще, опираясь на грамотность, здравый смысл, чувство юмора и прочные знания, можно и нужно обращаться с языком не как с музейным экспонатом. Он твой — упрямый, послушный, пластичный, отзывчивый. Он живой, он любит, когда о нем спорят.

И помирает он только от двух несчастий — покусанный невеждами и заполированный грамотеями до безжизненности. 


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции