Уходящий Обама, остающийся Путин

Петр АКОПОВ, публицист

07.09.2016

В китайском Ханчжоу прошел одиннадцатый саммит «большой двадцатки». Ежегодное совещание руководителей главных мировых держав дает возможность понять расстановку сил — ​и личный вес лидеров, и положение их стран.

Встречи в данном формате проводятся с 2008-го, однако если на первых порах это было лишь реакцией на разразившийся планетарный кризис (поэтому поначалу они проходили даже дважды в год), то постепенно G‑20 превратилась в элитарный клуб. Сейчас это не просто саммит глав крупнейших экономик, но и реальное воплощение геополитической многополярности. Такое положение утвердилось еще три года назад, когда осенью 2013-го в Санкт-Петербурге Путин договорился с Обамой о предотвращении американского удара по Сирии. Спустя шесть месяцев «большая восьмерка» приказала долго жить, и «двадцатка» окончательно стала основным мировым форумом.

«Восьмерка», напомню, была изобретена Западом для успокоения России — ​к созданной в 70-е «семерке», объединявшей ведущие страны атлантического мира и Японию, прибавили Москву. И хотя уже к середине прошлого десятилетия выяснилось, что мы чужие на «празднике жизни» США и шести зависимых от них государств, она дожила до 2014-го и только после Крыма была заморожена Западом и похоронена у нас. Если даже отменят антироссийские санкции и позовут Москву вернуться, похоже, что ничего не выйдет: «восьмерка» умерла вместе с надеждами на возможность честного партнерства. Теперь все встречи — ​лишь в формате G‑20.

В 2014-м на саммите в Брисбене Путину попытались продемонстрировать «изоляцию» — ​не получилось, пусть канадские и австралийские премьеры, подданные Елизаветы Второй, и пытались. В 2015-м в Анталье к президенту РФ снова было приковано всеобщее внимание — ​началась наша военная операция в Сирии, показавшая, что Россия полномасштабно возвращается на Ближний Восток. В этом году в Китае уже ни у кого не возникало сомнений в том, что главными действующими лицами на «двадцатке» являются два человека — ​Си Цзиньпин и Владимир Путин.

Путин заранее привязал к саммиту в Ханчжоу открытие экономического форума во Владивостоке. Получилось, что как раз накануне «двадцатки» президент провел переговоры с двумя ее участниками, посетившими Приморье, — ​японским премьером и президентом Южной Кореи. Но это была не подготовка к Ханчжоу, а, скорее, первая часть большого марафона, потому что и сама «двадцатка» стала для Путина площадкой для множества двусторонних встреч. Он переговорил с восемью из 18 глав стран «двадцатки» (двадцатым является Евросоюз), и с учетом владивостокских встреч получается, что он обменялся мнениями с большинством ее участников.

В центре внимания, конечно, были переговоры с Обамой — ​очевидно, до ноябрьских выборов в США два президента больше не увидятся. Они уже не ждут друг от друга ничего — ​достижение всеобъемлющего соглашения по Сирии невозможно, вопрос лишь в том, поможет ли Кремль Обаме уйти с неким временным сирийским перемирием в кармане или нет.

Вместо планировавшейся в Ханчжоу встречи в «нормандском формате», отмененной Россией после провокаций на крымской границе, Путин провел переговоры с Меркель и Олландом. Тоже уходящие натуры — ​весной намечены выборы президента Франции, и у Олланда нет шансов, а через год придет очередь немецкого бундестага. Буквально накануне встречи с Путиным Меркель узнала неутешительные для ее партии новости об итогах выборов в региональный парламент в одной из восточногерманских земель. Вероятность того, что соратники не допустят Ангелу до плебисцита в качестве кандидата в канцлеры, становится все выше.

Путин переговорил и с Эрдоганом — ​это была уже вторая их встреча после восстановления отношений. Познакомился и с двумя новичками — ​лидерами Аргентины и Британии.

Если для Путина «двадцатка» стала рабочей, то для Си Цзиньпина еще и символически значимой. Китай впервые принимал саммит, и для Си было важно подчеркнуть статус своей страны, претендующей на лидерство в грядущем постамериканском мире, — ​и ему это удалось. Штаты все еще считают себя гегемоном и во многом им остаются — ​но в Ханчжоу президент США выглядел бледно. Не только потому, что это его последняя «большая двадцатка» и через два месяца пройдут самые непредсказуемые выборы в американской новейшей истории. Главная причина в другом: всем видна необратимая тенденция падения влияния как в ключевых геополитических узлах, так и на планете в целом. Второй срок Обамы дал возможность убедиться, что у США «руки коротки» — ​страна, претендовавшая на то, что она устанавливает правила, определяет, где добро и где зло, карает и милует, на деле запуталась, растерялась и не способна отвечать на бросаемые ей вызовы.

Америка не смогла «проучить и изолировать» Россию; разворотила весь Ближний Восток, получив разочарование со стороны ближайших союзников; не остановила рост влияния Китая в Юго-Восточной Азии. Обама хотел создать новую экономическую реальность, заключив два торгово-экономических союза: один со странами Тихоокеанского региона для сдерживания Китая, второй — ​с Европой. И хотя первый договор подписан, шансов на его реализацию практически нет — ​в том числе и вследствие недовольства в самих США. А переговоры по второму, трансатлантическому, и вовсе сорвались — ​в условиях явно обозначившегося антиглобалистского тренда в Европе.

Вашингтон надорвался под ношей всеобъемлющего проекта. Взлет Китая, возвращение в большую игру России, волна недоверия и ненависти к Америке-агрессору со стороны исламского мира — ​все это работало против Вашингтона. Данные процессы будут набирать силу — ​так что теперь для США главное, чтобы спуск с горы не превратился в свободное падение.

Да, Америка, конечно, может обрушить земной шар в финансовый и в военный коллапс. Но понятно, что это не является приемлемым сценарием даже для откровенно глобалистской части заокеанской элиты, считающей Штаты лишь ступенью на пути построения планетарной империи. Все, что остается неудавшемуся гегемону, — ​максимально аккуратно сходить с олимпа. Путь займет пять или десять лет, его можно сделать более или менее болезненным. Но красной дорожки на нем уже точно не будет.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции