Елена ФЕДОРЕНКО

03.11.2017

Россия впервые увидела знаменитый спектакль Джона Ноймайера «Страсти по Матфею» на музыку одноименной духовной оратории Иоганна Себастьяна Баха. Событие посвятили 500-летию Реформации. Ряды высоких гостей в Концертном зале имени Чайковского возглавлял президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер.

Ноймайер — интеллектуал и философ, дипломированный литературовед и театровед — во всех интервью так или иначе упоминает свой спектакль «Страсти по Матфею». Нет сомнений, что это художественное высказывание для него очень личное, почти интимное, доставляющее душевный трепет и терзания. Хореограф признается, что пассионы Баха каждый раз переживает как потрясение. Ноймайер умеет говорить о том, о чем не принято, и делает это просто, без театрализации и пафоса: «Этот балет — мой собственный способ общения с небом, с Богом». Спектакль — как взгляд на низменное и высокое в человеке, безусловное приятие христианской идеи грехопадения, всепрощения, любви, сострадания.

«Страстям» без малого сорок лет, они были одними из первых на старте многообещающей карьеры европейского гуру. Премьера вызвала столкновение реакций. Нашлось немало оппонентов танцам под духовную музыку. С тех пор труппа Гамбургского балета возвращается к спектаклю, хотя и не каждый сезон. Нынешний показ готовился специально для Москвы. За пролетевшие годы отношение хореографа — он же режиссер, автор сценографии, художник по костюмам — странным образом изменилось при полной тождественности и сохранности всех компонентов танцевального полотна. Раньше, когда сам Ноймайер выходил в роли актера, исполнявшего партию Иисуса, «Страсти по Матфею» выглядели фабульным спектаклем, поставленным по новозаветной истории о земном пути Спасителя. 

Сейчас хореографу важны отстранение и моменты импровизации. Артисты — современные люди, сидящие на авансцене, в ногах у оркестрантов, по порталам центрального подиума или в зрительном зале среди публики, — «вслушиваются» в библейские сюжеты, переживают историю Страстей Христовых и реагируют на них танцем и собственными эмоциями. Они «примеряют» на себя вечные истины и страхи, постигают неизбежные трагические ошибки — вслед за Петром, Иудой, Матфеем, Марией Магдалиной, Пилатом, его женой. Солируют со своими пластическими репликами, развернутыми или по-аскетичному краткими, и вновь растворяются в общей массе. Последовательно, шаг за шагом, выстроен только один образ — Иисуса. Молодой солист труппы Марк Жюбет — с печальными глазами, внутренним темпераментом, выразительными руками и способностью к самоуглублению — проходит по скорбному тернистому пути героя. В начале он выходит из ансамбля, а в финале, возвращаясь, сливается с ним, иллюстрируя дорогую Ноймайеру мысль о том, что Сын Человеческий — в каждом из нас. Не понять главного невозможно, хотя все повествование, соединяющее сцены легкие и наивные со сложными и метафорическими, рассчитано автором спектакля скорее на эмоциональный отклик, нежели на интеллектуальные оценки происходящего. Образы у Ноймайера подчас так зашифрованы, что их и разгадать невозможно. Кто два бесстрастных юноши, что сопровождают Иисуса: ангелы, дозорные? Или — парафраз ветхозаветной Троицы?

Одинокое моление Христа о чаше, предсказание о предательстве, помазание Иисуса миром, отречение апостола Петра, самоубийство Иуды, суд Пилата, шествие на Голгофу, распятие, смерть, воскресение Иисуса — действие похоже на сжатую пружину, сцены Священного Писания предъявлены отчетливо и на удивление тактично. На подмостках более сорока танцовщиков в белых одеждах, понимающих и чувствующих друг друга на клеточном уровне. На женщинах свободные платья, мужчины — в широких брюках и открытых майках. Никакой типажной достоверности. Из реквизита только семь черных скамеек-банкеток (количество, конечно, выбрано не случайно — столько смертных грехов и Таинств Церкви, Вселенских соборов и последних фраз, произнесенных Спасителем), и используются они и как обычные лавки, на них же будет распят Сын Человеческий.

Гамбургская труппа разворачивает действие, похожее на литургическую драму средневекового театра. Тем более, что баховский пассион построен как полифоническая драматургия с хорами, речитативами, ариями солистов. Ноймайер во всем следует за композиторской мыслью, подчас — с пытливым, даже акцентированным, вниманием. Под вокальные монологи идут сольные танцы, ансамблевые композиции — под звучания хора, пластические пары комментируют певческие диалоги. Безупречны дуэты: хромающих лжесвидетелей, одна нога — босая, на второй — пуант; Иисуса Христа с Иудой, а после его самоубийства — с Понтием Пилатом. Их, кого Бог попустил стать палачами, представляет уроженец Севастополя, роскошный блондин Эдвин Ревазов, который запомнился москвичам по партиям Армана на премьере «Дамы с камелиями» Ноймайера в Большом театре и чудаковатого Пера Гюнта в одноименном спектакле Гамбургского балета, показанного во время гастролей. 

Завораживают и массовые танцы — ярости и примирения, дерзости и напора, рефлексии и замирания. Место им — на арене, в которую превратили, демонтировав кресла, партер Концертного зала имени Чайковского. Основная сцена же до отказа заполнена музыкантами и певцами, для чего собрали Камерный оркестр России, «Мастеров хорового пения», хор школы «Пионерия» имени Струве (детские голоса летели с балкона верхнего яруса), пригласили солистов из Германии — сопрано Аню Цюгнер, меццо-сопрано Беттину Ранх, тенора Мартина Платца, баритона Тобиаса Берндта, баса Тило Дальмана. На партию большого органа ангажировали Александра Фисейского, органа-позитива — испанца Даниэля Сальвадора, клавесина — Сергея Сироткина. Благородно вел эти мощные силы главный дирижер Гамбургского балета Саймон Хьюитт.

Титанические усилия многих институций, объединенных для исторического мегапроекта Московской филармонией, загодя определили повышенный интерес публики. Лишние билетики спрашивали даже в метро, успех превзошел любые ожидания. Ноймайер, называвший лучшей площадкой для своего спектакля барочную церковь Святого Михаила в Гамбурге, похоже, остался доволен.

Фото на анонсе: Kiran West