Пуанты на платформе

Елена ФЕДОРЕНКО

20.07.2016

Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко завершает сезон российской премьерой балета «Анна Каренина» в постановке Кристиана Шпука.

Спектакль, созданный в 2014 году в Цюрихской труппе, обласкан зрителями, чего вполне достоин. Балет очевидно прост: героиня полюбила так истово, что оставила мужа и забыла о материнском долге. Избраннику скоро приелась, по сыну истосковалась, общество — осудило. Выход один: свести счеты с жизнью. Мелодрама с понятным смыслом, эффектными бальными сценами, роскошными костюмами — зрелище на радость неискушенной публике. Если бы не ряд деталей — пыхтящий паровоз, будто «съезжающий» с экрана в финале, очаровательный малыш, играющий в железную дорогу с бегущими по ней вагончиками, — то столь трогательная история едва ли напомнила великий роман Льва Толстого, загипнотизировавший весь западный мир. 

Персонажи «Анны Карениной» давно и прочно обосновались на мировых сценах и экранах. Почти с полвека назад они и затанцевали, первой балетной Карениной стала Майя Плисецкая. Далее толстовские коллизии осваивали разные хореографы, предъявлявшие непохожих героинь. Майю не превзошел никто: ее Анна была и вызовом общественному мнению, и его жертвой. Опыт показал, что спектакли трещат по швам, а содержание скатывается к банальному любовному треугольнику, если нет балерины, способной передать духовную трагедию любви, поставившей на карту жизнь. 

Актрису, сомасштабную толстовской героине, найти нелегко. Действительно, каким даром надо обладать, чтобы воплотить, например, такое описание (на мой взгляд, чрезвычайно важное): «прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести». Обе увиденные в Музтеатре Анны — хороши, но далеки от трагедии и остаются в границах лирической драмы. Обе легко справляются с техникой танца, стараются пережить чувства. 

Анна юной Ксении Рыжковой — натура тонкая и ранимая, горько и мятежно принимает неизбежную гибель. Наталья Сомова — сама нежность, легкая и мечтательная тургеневская барышня, страдания ее выглядят как плач обиженного ребенка. Характеры не то что упрощены, они — понятны. И каждый поступок — объясним. Что, несомненно, в расчете у 45-летнего сочинителя балета: немецкий хореограф Кристиан Шпук — увлеченный просветитель. Он не идет на поводу у европейской моды: спектаклям малой формы предпочитает фабульные полотна, бессюжетным зарисовкам — образы большой литературы. Правда, в России известен лишь по пародийной миниатюре, где непутевая очкастая балерина, танцующая с зажатой в зубах сумочкой, то и дело путает движения. 

«Анна Каренина» представляет собой взгляд европейца на непостижимую русскую душу и вековые традиции столь же непостижимой России. Перед этими глыбами хореограф застывает как кролик перед удавом. Поскольку ставился балет на западную публику, то автор и решил ей все объяснить. Начал с музыки, создав «мелодию» Анны из романтического космоса Сергея Рахманинова и рваного хаоса Витольда Лютославского, добавил восточные мотивы Иосифа Барданашвили и Сулхана Цинцадзе, и получился винегрет из творений композиторов различных художественных взглядов и стилей. Зато метания героини слышны и очевидны.

Сцена открыта для танцев и нагружена важными приметами (художники — сам хореограф и Йорг Цилинский, видеохудожник Тини Буркхальтер). Березки — неизменный символ России, хрустальные люстры, рояль, диван — метафоры быта дворянской среды, мятая штора-экран с видеохроникой, реставрирующей эпоху первых фотографий и немого кино. Функционален деревянный помост, преобразуемый во время спектакля то в перрон, то в зрительские ряды на ипподроме, то в итальянскую набережную для променада Анны с Вронским. Художник Эмма Райотт увлеклась ретрокостюмами: черные фраки мужчин и пышные шуршащие туалеты дам с корсажами, кринолинами и турнюрами. Среди многочисленных женских платьев иные весят не по-балетному — больше 4 килограммов.

Действие подменяется потоком эскизов, диктующих публике две дорогие для Шпука мысли: противостояние бездушного света страдающей героине и череда любовных связей (основных — четыре: Анна и Вронский, Анна и Каренин, Долли и Стива, Кити и Левин). Вот уж действительно: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». 

Балет стартует с конца романа. Только похоронили Анну: суетятся люди в черном, на авансцену поочередно вступают главные герои, расстановка сил обретает ясность. Жизнь продолжается. Спектакль, впрочем, привлекает и впечатляющими сценами. Когда Левин катает Кити на велосипеде, и их блаженство словно растворяется в воздухе. Когда мужики заходятся в танце на покосе: бравые крестьяне скидывают рубахи, споро трудятся, и к ним присоединяется сам барин (тут Левин в ярком исполнении Алексея Любимова решительно отождествляется с молодым Толстым). Когда обреченно «звучит» трио больной Анны, уже готовой «избавиться от всех и от себя», кичливого Каренина и равнодушного Вронского. В желании дойти до самой сути хореограф не ведает жанровых преград: тихой тенью на сцене возникает вокалистка (меццо-сопрано Лариса Андреева) — она и постаревшая Анна, и Рок, и Утешитель, протягивающий Карениной морфий. 

В остальном все куда как прозаичнее по вкусу и впечатлениям: из-за однообразных и лишенных индивидуальности дуэтов и монотонных до зубовного скрежета массовых танцев. В хореографических пассажах Шпука мелькают тени многих «униженных и оскорбленных» балетных героинь — Манон, Маргариты, Нины Заречной, Татьяны... 

Помогают одушевить недостаточно оригинальную пластику самоотверженные артисты — танцуют с такой страстной отдачей, словно изголодались по сцене. И оба Вронских — скучающий франт у Дмитрия Соболевского и робкий, чуть рефлексирующий у Сергея Мануйлова, — и чопорный прагматик Каренин Станислава Бухараева, и по-балетному моложавый государственный муж Ивана Михалева. Из уютной старины выпорхнули нежные и отважные Кити (Екатерина Иванова и Наталия Клейменова), обманутые Долли (Ксения Шевцова и Валерия Муханова). Равноправным партнером главным героям становится великолепный кордебалет, выступающий стройной и единой командой. Актерские усилия придают по-европейски дистиллированному балетному пересказу романа тепло русских сердец.