Елена ФЕДОРЕНКО

23.09.2015

В Москве дан старт Международному фестивалю современного танца DanceInversion. Программа рассчитана до конца ноября. Со своим спектаклем «Сейчас» к нам приехала живая легенда — Каролин Карлсон. 

Американка финского происхождения давно живет во Франции, но сама называет себя путешественницей и даже кочевницей. Ставит и преподает в разных странах, активно влияет на развитие танца. Четыре десятилетия назад Карлсон буквально взорвала Парижскую оперу и возглавила там Группу театральных исследований. Так на территорию балетного академизма потянулся нескончаемый поток бесприютных артистов и уличных музыкантов. Потом гранд-дама современного танца с легкостью переезжала с места на место, работала с балетными профессионалами и начинающими любителями, и только в прошлом году создала собственную труппу, прописавшись в парижском театре «Шайо». Корреспондент «Культуры» встретилась с Каролин, но первый вопрос задать не успела, собеседница начала разговор сама.

Карлсон: Да-да, в Москве я уже бывала. Последний раз приезжала со спектаклем, который сочинила для Дианы Вишнёвой. Нынешний визит замечателен тем, что свой опус я показываю на сцене Большого театра. Он для всех великий, своего рода оплот надежности. И вот теперь этот классический колосс впустил под свою крышу современные эксперименты. 30–40 лет назад подобное случилось в Парижской опере, где я работала. Тогда пересечение современного танца и балета многим виделось странным. Мне трудно было представить, что Большой отважится на нечто подобное. Да и сейчас это кажется невероятным.

культура: Мы-то уже привыкли: за последние годы в репертуаре Большого появилось немало спектаклей современных хореографов. Можете дать определение контемпорари дансу?
Карлсон: Мне часто задают этот вопрос, но на него невозможно ответить. Современный танец зависит от видения конкретного хореографа. И если артист балета из любой страны, попав в Мариинский, «Ковент-Гарден», Парижскую оперу, вряд ли растеряется, потому что классический язык, коим он владеет, — единый и бесспорный, то в современном танце у каждого художника свои пластические слова. Чтобы постичь их, нужно заниматься с хореографом, говорящим на твоем языке.

культура: На фестиваль Вы привезли спектакль «Сейчас», весьма зашифрованное послание. Не подскажете код к разгадке?
Карлсон: Не люблю объяснять свои произведения. Недавно на биеннале современного искусства в Венеции поняла, что либо все сошли с ума, либо я — «белая ворона». Каждое полотно кто-то комментировал, каждый арт-объект сопровождался многословными текстами, разъясняющими, что хотел сказать автор. Читаешь, слушаешь, а потом видишь саму работу и думаешь: зачем растолковывали? Только хуже сделали, запрограммировали фантазию. Вот я и не объясняю — пусть у каждого будет свое восприятие. 

Что касается спектакля «Сейчас», то в нынешнем мире, когда мы столь зависимы от внешних обстоятельств, нужно призвать и себя, и артистов, и зрителей к тому, как важно лелеять свое внутреннее пространство. Только там мы имеем возможность тянуться ввысь, как деревья к солнцу. Ведь мы часть природы, а природа — составляющая космоса. 

культура: Чехов, которого Вы так уважаете, говорил: «Познай самого себя» — прекрасный и полезный совет, жаль только, что древние не догадались указать способ, как пользоваться этим советом». 
Карлсон: Танец как раз один из способов познания. Люди потеряли ощущение внутренней концентрации, да и их внутренний стержень сильно покосился. Так что прекрасно, когда зритель ничего не знает о постановке. Только тогда он свободен в восприятии, способен пережить определенный эмоциональный опыт. И история, рассказанная со сцены, становится уже не моей, а зрителя. Человек считывает поэтические образы, а они не навязывают конкретных фабул, но дарят богатые ощущения. Моя главная надежда — на воображение. В «Сейчас», правда, звучат какие-то фразы (наверное, будет и перевод, что абсурдно), но они не очень-то и важны. Я видела спектакли на русском языке, не понимала ни слова, но большинство мне понравились. Благодаря визуальному образу можно многое прочувствовать.

культура: Объясните название...
Карлсон: Сегодня, в данный миг происходит действие, и его сейчас видит публика. Мне нравится восточная аксиома — мы не можем изменить вчера и не знаем, что будет завтра: любить, верить, действовать, жить надо сегодня. И танец существует только в настоящем времени. 

культура: То есть Восток Вам по-прежнему близок?
Карлсон: Уже сорок лет я исповедую буддизм и дзен-буддизм, строю мостики между восточной и западной культурами. Мне дорога восточная идея жизненного пути как потока времени и энергии. Потому в наших спектаклях медитативность чрезвычайно важна.

культура: Во Франции пользуются популярностью Ваши поэтические сборники. Стихи писать продолжаете?
Карлсон: Я сочиняю стихи с двенадцати лет. Тогда умерла моя собака, которая жила с нами все годы, что я себя помнила. 

Свои спектакли я давно называю визуальной поэзией. Кроме того, я занимаюсь каллиграфией — это просто волшебство, когда слово становится символом, знаком — емким и прекрасным. Движения танцовщиков — и на сцене, и в жизни — тоже похожи на иероглифы. 

культура: После постановок в Парижской опере к Вам просто приклеилось определение «революционерка». 
Карлсон: Да, я изменила Парижскую оперу в 1970-е, и сделала это благодаря выдающемуся директору театра Рольфу Либерману, рискнувшему меня пригласить, чтобы «разбавить» классику модерном. Тогда я не знала, что занимаюсь революционной деятельностью, просто ставила спектакли и старалась увлечь танцовщиков. Рольф предложил создать Центр исследований. Разбирать пластику мы начали в… подвале театрального здания. Парижская опера не сразу, но восприняла наши эксперименты, и артисты спустились к нам в подполье.

культура: На короткое время Вы пересеклись с Рудольфом Нуреевым. Каким он запомнился?
Карлсон: Он был словно контрастный душ, внезапно меняющий потоки. Меня он чаще обдавал холодом. Но против вольного хореографического воздуха не возражал.

культура: Многие балетмейстеры и артисты называют Вас учителем.
Карлсон: По всему миру так много моих учеников, что порой я чувствую себя древней бабушкой, которая не в силах запомнить имена всех внуков.

культура: То, что труппу составляют танцовщики разных национальностей, для Вас важно?
Карлсон: Я работаю с человеческой душой и телом, и мне все равно, какой национальности артисты. Выбираю по способностям и по тому, как они воспринимают мой метод импровизации. Мы ведь сочиняем сообща, я только даю идею и подсказываю направления. Есть, конечно, национальные особенности, но я все чаще думаю о том, насколько мы все похожи. Нам всем нужны вода и еда, мы все радуемся и страдаем, и живем на одной большой планете.

культура: В Вас течет финская кровь, Вы родились и воспитывались в Америке, живете в Европе. Кем себя ощущаете?
Карлсон: Точно не француженкой. Скорее, американкой — энергичной и непосредственной. Правда, финская кровь все время напоминает о себе — меня преследует ностальгия, я эдакая вещь в себе, немного закрытая. 

культура: Когда Вы привозили в Москву спектакль «Тигры в чайном домике», то сказали, что это Ваш 97-й спектакль. А сейчас сколько?
Карлсон: Считать свои опусы перестала. Тогда было минутное желание подвести какой-то предварительный итог. Результат поразил: «Неужели почти сто?» Полагаю, если сегодня учесть все миниатюры, то лист сочинений выйдет гораздо длиннее. Может, и за тысячу перевалило.

культура: Какие у Вас впечатления от современной Москвы?
Карлсон: Грандиозные. Город изумительно красив: древние здания, рядом — новейшие, необъятные площади, широкие улицы. Вижу, что Москва становится суперстолицей и, увы, как суперстолица подвержена модным тенденциям. Как в любом большом городе, здесь слишком много штампов, модных вывесок и модных марок. Когда я приезжала сюда раньше, то видела, как на скамеечках беседовали старушки, медленно брели влюбленные, играли дети — все было такое настоящее, аутентичное. Сейчас мне хочется найти тот «старый» город, но пока не удается. Слишком прагматичным стал наш мир, достаток оказался важнее индивидуальности. Мы не храним того, что у нас внутри, не дорожим воспоминаниями, не копим эмоции, зато активно движемся в сторону роботов, уткнулись в интернет и даже коллегам в соседних комнатах отправляем смс.