«Все хорошо, что хорошо кончается» («Конец — делу венец»)

Анна ЧУЖКОВА

17.10.2014

До начала XVII века Шекспир сочинял героические хроники, комедии — как правило, со свадьбой в финале, или ужасные трагедии, где в финале герои умирали (драматург к этому времени «убил», по меньшей мере, тридцать три персонажа — не считая жертв исторических сюжетов). Но в начале 1600-х из-под его пера вышли три драмы: «Троил и Крессида», «Все хорошо, что хорошо кончается» и «Мера за меру».

«В этих пьесах мы движемся по неясным и нехоженым тропам, а в конце испытываем чувства, не похожие ни на обыкновенную радость, ни на страдание; мы возбуждены, поражены, смущены, ибо поднятые здесь вопросы исключают возможность вполне удовлетворяющего исхода», — размышлял английский литературовед Фредерик Сэмюэл Боас. Исследователь предложил деликатно назвать их «проблемными». Научное сообщество идею приняло. Но публика и по сей день не слишком жалует три невеселые комедии. Честно говоря, не везет им с самого начала. 

К примеру, «Все хорошо, что хорошо кончается» при Шекспире даже не напечатали. Свидетельств о постановках при жизни автора не сохранилось. А первый известный спектакль имел настолько несчастливую судьбу, что за мрачной комедией закрепилась репутация приносящей несчастье. Это случилось в середине XVIII века. Во время репетиций исполнитель роли короля тяжело заболел. Актриса, игравшая Елену, упала в обморок на премьере. А затем излечившийся было «король» скоропостижно умер. С тех пор антрепренеры за пьесу брались неохотно. Хотя сюжет вполне интригующий.

Дочь бедного лекаря Елена после смерти отца воспитывается в семье доброй графини Руссильон. Девушка влюбляется в сына своей благодетельницы, но понимает: быть вместе им не позволит разность происхождения. Прослышав, что французский король неизлечимо болен, она решается ехать ко двору и спасти монарха с помощью рецепта, унаследованного от отца, а в награду попросить жениха — своего ненаглядного Бертрама. План срабатывает, но суженый не хочет жениться на Елене. Хотя приказ короля скрепляет молодых узами брака, Бертрам бросает постылую жену и едет на войну в Италию, оставляя письмо: «Если ты сможешь добыть с моего пальца кольцо, которого я никогда не сниму, и показать мне ребенка, рожденного тобой от меня, тогда назови меня супругом». Новобрачная не сдается. Она едет паломницей во Флоренцию, где ее возлюбленный воюет и между делом крутит шашни с местной красавицей Дианой. Познакомившись с разлучницей, Елена подкупает ее и в час ночного свидания (а оно было отнюдь не невинным) является вместо Дианы не узнанная. А когда Бертрам возвращается во Францию, хитрая жена предъявляет фамильный перстень Руссильонов и заявляет, что зачала дитя. Вконец завравшемуся графу не отвертеться — приходится принять правоту законной супруги. И лишь тогда он клянется в любви — и то как-то неуверенно, в условной форме: «Когда она даст объясненье чуду, ее любить я вечно, вечно буду». И тут в воздухе повисает немой вопрос: все ли хорошо, что хорошо кончается, и суждено ли счастье такой парочке? 

Некоторые исследователи сочли пьесу неумелой и приписали ее другим авторам. Даже главной героине — образцу ренессансной энергии — пришлось несладко. За стойкость и решительность ей отказывали в женственности. Актриса Эллен Терри даже обругала Елену «половой тряпкой», обвинив в охоте на мужчин самым недостойным образом. При этом, на первый взгляд, Бертрам не стоит таких усилий — врун, кичащийся титулом, и бесчестный соблазнитель. Не очень похоже их примирение на хеппи-энд. Вот и прилепили к пьесе ярлык «проблемная» — как диагноз. А может быть, просто невезучая? Ведь чем «Конец — делу венец» мрачнее других комедий? Кровожадного «Венецианского купца», например, — где справедливость попрана, а несчастный старик, брошенный дочерью, разорен. Поведение Бертрама называют психологически недостоверным. Но почему бы не поверить в искреннее раскаяние юнца, еще в начале действия не умевшего любить и предпочитавшего браку игру в солдатики?

И в конце концов, как можно обвинять в нереалистичности пьесу, подтверждающую столько жизненных истин? Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей. Девушки обожают подонков. Любовь зла — полюбишь и козла. И, простите, совсем вульгарное: всем мужчинам надо только одного...